Изи йочан йӱкшӧ йыҥысен лектеш. Голос ребёнка звучит со стоном.
Сакар изи йочала нюсла. Сакар всхлипывает как ребёнок.
Кас велеш шыма пыл, эрвел мардежеш оварген, верын-верын изи йӱрым шавалта. К вечеру пушистые облака увеличиваются, с востока местами сыплет мелкий дождь.
Изи тумо угыч шочшо гай тырла, кыдыр-кадыр вуйжо койын вийна. Маленький дуб поднимается, будто вырос заново, его кривая верхушка на глазах выпрямляется.
Лупш дене кыраш тӧчышӧ жандарм вуйыш изи рвезе кермыч комылям шолыш. Жандарм имне ӱмбач волен возо. В голову жандарма, пытавшегося ударить плетью, мальчик бросил кусок кирпича. Жандарм рухнул с лошади.
Теве шукерте огыл пошкудем, Элыксан кугыза, каласыш: «Тыге, манеш, окна ончылнем, теҥгылыште шинчылтам, ончем: ала-могай ӱдырамаш лавке велыш изи орвам шупшын вола». Вот недавно сосед мой, дед Элыксан, сказал: «Так, говорит, сижу на лавке перед окном, смотрю: какая-то женщина в сторону магазина спускается с тележкой».
Игече чеверлан лийын, вагон окна-влак почедыме улыт. Окна еда кок-кум вуй керылтын: теве самырык пӧръеҥ, чал пондашан кугыза, ала-молан чарныде воштылшо ӱдыр, марий вате, кизажым лупшен кайыше изи йоча. Погода прекрасная, и потому окна вагонов открыты. В окна высунулись две-три головы: вот молодой мужчина, дед с седой бородой, чему-то постоянно улыбающаяся девушка, марийка, машущий ручонкой малыш.
– Тугеже палыме лийына, – ышталеш Начи, Нинан кидшым куча. – Мый гын тыгай изи йытыра кизам тышан ом амыртыл ыле, – манеш вара. – Тогда будем знакомы, – говорит Начи, держит руку Нины. – Я бы такую маленькую аккуратную ручку не стала бы пачкать, – говорит потом.
Тунам вакш амбар воктен йоҥыштышо-влаклан посна изи пӧрт ыле. Тогда возле мельничного амбара для тех, кто приезжал молоть, была отдельная избушка.
«Пышткойшо Орина!» Орина вуйым ок пу: «Мыйын сынем пышткойшо, изи чонем вошт койшо». «Не пристойная ты, Орина!» Орина не отступает: «Мой облик непристойный, душа моя насквозь видна».
Чодыра кӧргыштӧ лагерь мучко салтак-шамыч изи тулым пыштеныт. В лесу по всему лагерю солдаты разожгли маленькие костры.
Изи кагазеш шукат возымо огыл. Тушто ик увер гына: «Тендан марийда Николай Ильич Жданов элнам аралымаште герой семын колен». – Ох! – мане ава, – ачада пыте-э-эн. На маленькой бумажке написано-то немного. Там только одна весть: «Ваш муж Николай Ильич Жданов при защите Родины героически погиб». – Ох! – сказала мать, – отец ваш скончался.
Кори кугызалан путырак неле жап тольо: йоча-влак изи улыт, аваже – шоҥго, таче-эрла чумалтен возеш веле манын эскере. Для Кори наступило очень тяжёлое время: детишки маленькие, мать – старая, того и гляди, что не сегодня-завтра ноги протянет.
– Э-э, Веруш, веҥе деч письма уло, тул дене толашен, ойлашат монденам, – мане аваже, ӱдыржылан конвертым шуялтыш. Веруш, письма калтам почын, изи лаштык кагазым лукто. – Э-э, Веруш, от зятя есть письмо, возилась с огнём и забыла сказать, – сказала её мать и протянула дочери конверт. Веруш, открыв конверт, достала маленький листочек.
Класс тушманын косаже, румбыкшо изи лончышкат лекташ толаша. Пережитки, остатки прошлого классовых врагов стремятся прорваться даже через маленькую щель.
Ик кечын Кргори Мичи урем дене эртышыжла модын куржталше вич ияшрак йочам кидышкыже нале да кӱшкӧ нӧлтале. Изи эрге шыргыжал колтыш… «Ази, няням пуэт вет?» – мане вара. – «Пуэм, изи, пуэм. Ават эре намия вет? – Авам намия. Вара ме нямына. – Кӧ ден нямыда? – Авам, акам да монь, кумытын, нылытын нямына». Однажды Мичи Кргори, проходя по улице, взял на руки играющего пятилетнего мальчика и поднял его вверх. Малыш улыбнулся… «Брат, дашь еду», – сказал потом. «Дам, малыш, дам. Ведь мама твоя всё время приносит? – Мама приносит. Потом мы едим. – С кем едите? – Мать, сестра и другие, трое, четверо едим».
Лишкырак мийымек, изи пу волак шинчаш перна. Когда подойдёшь поближе, бросается в глаза маленький деревянный жёлоб.
Шочмо мландыжым ончен, [Эчанын] чонжо куана: чыла вере палыме, изи годсек тунемме вер-шӧр. Глядя на родную землю [Эчан] от всей души радуется: везде знакомый, с детства привычный край.
Тукан Шурым, колымекше, лишыл кугуракше-влак тудым тоеныт… Тоеныт тудым кӱсото воктелан, изи чоҥгаташ. Тикан Шура после его смерти похоронили ближайшие старейшины…Похоронили его около рощи, на невысоком холме.
Апшаткудо петырыме. Воктенжак калай леведышан изи пӧрт. Кузница заперта. Рядом маленький домик с железной крышей.
Пагул эрлашыжымак аваж деч ойырлыш, раздельный приговор почеш тудлан куд угылан пӧртшӧ гыч изи кыдеж логале. Пагул на следующий же день отделился от матери, по раздельному приговору из пятистенного дома ему досталась маленькая комнатка.